ТРАДИЦИИ РОССИЙСКОГО ЮРИДИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ В ЮРИДИКО-ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ: НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ

Источниковедческое прочтение
истории отечественного юридического образования и науки
(постановка проблемы)

Осмысление истории такого сегмента российской образовательно-научной системы, как подготовка профессиональных юридических кадров и правоведение, в целом может быть охарактеризовано как убедительное, плодотворное. Соответствующий отечественный историографический домен представлен значительным количеством работ, в которых воспроизводство юридического корпуса исследуется преимущественно в свете характеристики собственного опыта либо в сравнительном ключе, а история юридической науки – в силу универсальности и глобальности научного знания – показывается в большей или меньшей степени в кросс-культурном измерении с оценкой влияния на развитие российского правоведения иной (прежде всего западной) правовой традиции. Значимые содержательные проблемы: периодизация этой истории, политико-идеологические, нормативно-правовые, организационно-управленческие основания подготовки юристов, инфраструктура юридического образования и науки, стандартизация, становление научных школ, специфика и динамика диссертационных работ правоведов, личностный фактор и др. – так или иначе изучены в этом домене.

Менее результативны усилия исследователей разных эпох в специальном описании и аналитике источникового контекста познания истории данных отраслей образования и науки, несмотря на «развивавшуюся» обязательность соответствующих разделов в монографических, особенно диссертационных[1], работах. Одной из причин такого положения считаем распространенное до недавних пор отношение к данной проблематике как к периферийной в юридических исследованиях, апелляцию к наработкам в родственных отраслях социогуманитаристики (прежде всего историческом источниковедении) без особых поправок на специфику юридического, историко-правового материала. Потому исключительно значимым видится продвижение разнообразной проблематики юридического источниковедения, которое в современной российской юриспруденции, по мнению С. В. Кодана, в качестве «научного направления источников познания государства и права пока не относится к числу достаточно разработанных». Отсутствие концептуального и системного осмысления проблем работы с носителями юридической информации теоретического, методологического и методического характера «обедняет исследовательский инструментарий» и «не способствует раскрытию и реализации информационного потенциала разноплановых носителей информации как основы изучения государственно-правовых явлений и институтов»[2].

Важно отметить, что усилия специалистов последнего времени определенным образом меняют ситуацию: помимо отдельных источниковедческих исследований и сюжетов[3] появляются работы о принципах, преемственности в юридическом источниковедении, подходах к классификации носителей соответствующей информации и др., формирующие теоретико-методологический каркас этой специальной области знаний[4]. Кроме того, неизбежное в процессе познания юридико-источниковой проблематики обращение к опыту исторического, литературного, музейного источниковедения рождает новые вопросы и новые смыслы, наполняя и обогащая научный дискурс.

Как следует из публикаций, поиск эффективных источниковедческих сценариев осуществляется не только в научном правоведении. В частности, Г. А. Николаев пишет, что лингвистическое источниковедение является «пока еще не существующим разделом языковедческой науки, призванным научно интерпретировать феномен лингвистического источника, дать его типологию, показать его роль в научном исследовании языка»; при этом лингвистическим источником называется любой материальный носитель языковой информации, могущий существовать в звуковой или письменной форме. Кроме того, отмечено, что источниковедение в лингвистике лучше всего разработано применительно к истории языка: показана, к примеру, серия исследований Института русского языка АН СССР второй половины ХХ в., посвященных описанию конкретных рукописных памятников[5]. В источниковедении, которое складывалось как особая дисциплина прежде всего в рамках исторического исследования, обобщается научно-исследовательский и публикаторский (археографический) опыт, накапливающийся в процессе работы с литературно-художественными, философскими, правовыми произведениями в классической филологии, философской герменевтике, литературоведении и лингвистике, истории права и других областях знания – широком междисциплинарном пространстве гуманитарных исследований[6]. Критическое осмысление процессов, происходящих в смежных отраслях научного знания, источниковедческое сотворчество, как думается, способствует и продвижению в понимании проблемы импровизационного (по С. Фуллеру, «пустозвонного») характера интеллектуальной работы в целом[7].

Источниковые характеристики в отечественных исследованиях
по истории юридического образования и науки;
категория «источник»

Характеризуя сквозь юридико-источниковедческую линзу отечественный научно-литературный домен, аккумулирующий опыт осмысления традиций юридического образования и науки в России (историографию нескольких столетий), нужно зафиксировать, что в целом его отличают разнообразие подходов к описанию источниковедческих сценариев, а также фрагментарность такого описания. Предприняты некоторые попытки осмыслить состояние источников[8]. Важно, что постепенно привлекаются новые носители государственно-правовой информации, творчески расширяются и интерпретируются их конфигурации[9]. В качестве иллюстрации может быть представлена выборка из профильных трудов последних десятилетий – нового историографического пласта в охарактеризованном выше домене.

Так, обращение к ряду работ по истории юридического образования и науки научного и учебного толка, изданных в постсоветский период развития историко-юридического источниковедения в России (конец ХХ в. – настоящее время)[10], позволило убедиться в наличии разных авторских подходов к характеристике использованных носителей исторической, государственно-правовой, иной информации. Иногда такие описания отсутствуют (хотя в работах использован широкий круг разнообразных источников) либо представлены очень краткими сюжетами. Например, в большой коллективной монографии (834 с.) – посвящении ярославской юридической школе – вводная часть, где по сложившейся традиции располагается источниковая характеристика, выполняет специальную роль: объясняются главным образом сложившиеся интерпретации научных школ[11]. В изданиях, где автором выступает коллектив исследователей, введениями и предисловиями действительно осуществляется решение ряда важных задач, и описание источниковых стратегий нередко остается за их пределами[12]. Однако подобное можно встретить и в работах отдельных ученых[13].

В учебном издании, которое начинается важным тезисом о том, что «приобщение к правовой истории высшего образования является одной из составляющих юридического образования», нет описания источниковой базы работы; отмечено, что при характеристике отечественной системы высшего образования от зарождения университетов в середине XVIII в. до настоящего времени «будет дана также характеристика современных правовых основ высшего профессионального образования в России»[14]. Из вводной части пособия А. В. Корнева и А. В. Борисова, в котором «предпринята попытка показать соотношение правовой мысли и юридического образования в дореволюционной России» и нет специальной характеристики использованных источников, следует тем не менее, что в нем осмысливается научное наследие отечественных правоведов, причем обосновывается авторское видение «яркой индивидуальности» каждого из показанных ученых[15]. В небольших предисловиях к учебным пособиям «профильной» серии В. А. Томсинова специально выделенных источниковых характеристик нет, хотя из этих вводных текстов фрагментарные представления об отдельных источниках познания истории юридического образования и юриспруденции в России почерпнуть можно[16]. В весьма полезном пособии с солидным историческим (историко-правовым) блоком Т. Ф. Ящук нет вводной части[17].

Ситуация, когда источники упоминаются специально, но кратко, также не редкость. Примером может быть работа по истории юрфака Московского университета, где помимо монографической части есть большой и значимый раздел – «Хронологическая летопись истории юридического факультета. 1755–2010 гг.». В предисловии к этому объемному изданию (640 с.) отмечено, что «главным источником приведенных в книге исторических фактов являются документальные материалы как опубликованные в различных сборниках, так и неопубликованные, хранящиеся в архивах». Кроме того, упоминаются биографические очерки, которые запланировано использовать в очередном томе, а также специально выделены университетские уставы XIX в.[18]

В то же время создаются работы, снабженные более или менее подробными источниковыми описаниями[19].

Таким образом, отечественным корпусом научных и учебных работ, посвященных традициям и проблемам преемственности в научном правоведении и подготовке профессиональных юридических кадров в России, пока не проторены надежные «источниковедческие пути», не сконструированы явные «источниковедческие маршруты». Отсюда очевидно требующей решения предстает проблема концептуализации «внешней» истории юридического образования и науки; такое решение в свою очередь вряд ли возможно без консолидации усилий специалистов в истории этих отраслей подготовки профессиональных кадров и научного знания, а также исследователей, актуализирующих предметное поле юридического и историко-юридического источниковедения.

Основными носителями соответствующей исторической, историко-правовой и юридической информации для исследователей выступают нормативные правовые источники, партийные документы, богатейшее научное наследие отечественных правоведов, в известной степени – делопроизводственная документация, печать, публицистика и материалы субъективной природы (так называемые эго-источники). Заметим, что образовательно-научные и иные втянутые в орбиту изучения юридического образования и науки узаконения и их проекты – нормативно-правовые «образы» и модели – приоритетны с юридико-источниковедческих позиций для познающего историю юридического образования и науки.

Устойчивой отечественной традицией следует считать отсутствие на протяжении длительного времени специального (отдельного) закона об образовании, в том числе юридического. В Российской империи законодатель шел по пути создания нормативных предписаний, включая системообразующие, в адрес университетов и их юридических факультетов, лицеев, Училища правоведения, негосударственных учебных заведений. Высочайше утвержденные акты, министерские циркуляры, документация попечителей учебных округов и локальные акты самих учебных заведений формировали пласты имперского законодательства. Единый закон о науке тоже закономерно отсутствовал, в том числе, в силу особенностей исторической дифференциации категорий «просвещение», «образование» «наука» (а также «воспитание», «обучение», «выучка»)[20]. Узаконения XVIII – начала XX в. адресовались императорской Академии наук, опять же университетам и другим, по формуле советской историографии, «формам организации науки», в том числе юридической. Отрефлексированное исследователями советское законодательство также предстает значительным источниковым пластом, где особое значение имеют созданные в позднесоветский период Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о народном образовании (1973 г.). Отдельного, комплексного закона о науке советский законодатель не сконструировал.

Таким образом, для изучения отечественной истории подготовки профессиональных юридических кадров и научного правоведения неизбежно привлечение множества источников нормативно-правового характера.

Важнейшим элементом в источниковом комплексе, посредством которого познается история соответствующих отраслей образования и науки, выступают научные труды. Они отражают субъективные взгляды ученого на явления государственно-правовой действительности и представляют собой личные «послания» ученого как современника происходящих вокруг него событий, функционирующих институтов и т. п.[21] Эти произведения, будучи существенным срезом научного наследия в целом, характеризуют юридико-интеллектуальную традицию. Научные труды правоведов – мощный пласт носителей информации, отражающий развитие юридической науки. При этом, как подчеркивается, их место в системе источников изучения государственно-правовых явлений и юридической науки определяется неоднозначно: от их полного игнорирования до включения в эмпирическую базу. И трудно не согласиться с утверждением, что они являются одним из важнейших историко-юридических источников, отражающих историческую действительность в сферах изучения государства и права, истории развития государственно-правовых явлений и институтов, юридической науки и образования[22].

Итак, законы (в самом широком смысле) и их проекты и научные произведения юристов в силу специфики объекта и предмета правоведения (включая историко-правовую его часть) и в соответствии с традицией выступают доминирующими в источниковом множестве.

В то же самое время вряд ли возможно не учитывать характерные для текущего момента количественный рост, многообразие, информационное взаимодействие источников и источниковых комплексов, а также их ширящуюся доступность. Значимым при этом видится осмысление и эволюции ключевой категории «источник», и обусловленности корпуса источников, их конфигураций предметной сферой, объектом и предметом исследования, и подходов к классификации источникового множества.

Характеризуя развитие позитивистских и непозитивистских интерпретаций исторических источников, их роли, как и значения работающих с ними исследователей, источниковеды справедливо подчеркивают, что трактовка ключевого понятия обусловливалась воззрениями ученых в области методологии. К настоящему времени сформировалось три основных подхода к определению исторического источника: «культурологический» (О. М. Медушевская, И. Н. Данилевский, М. Ф. Румянцева и др.), «расширительный» (С. О. Шмидт, С. М. Каштанов, В. В. Кабанов и др.), «информационный» (И. Д. Ковальченко, А. Г. Голиков, Т. А. Круглова и др.). Подчеркивается, что многие современные исследователи основывают свое толкование исторического источника на учении А. С. Лаппо-Данилевского[23]. Под историческим источником принято понимать продукт (материально реализованный результат) целенаправленной человеческой деятельности, используемый для получения данных о человеке и обществе, в котором он жил и действовал; не только результат этой деятельности, но и окружающую человека естественно-географическую среду, а также физико-биопсихические свойства самого человека (т. е. все, откуда можно получить информацию о развитии человеческого общества); все, что создано в процессе деятельности людей, несет информацию о многообразии общественной жизни и служит основой для научного познания[24].

В целях продвижения в научном познании истории отечественного юридического образования и науки при необходимой и серьезной опоре на устоявшиеся прочтения исторических источников следует сфокусировать внимание на специфических чертах и признаках историко-юридических источников. Последние выступают как группа носителей информации юридического характера, которая относится к юридической (государственно-правовой) сфере жизнедеятельности общества, и выделяются в их массиве на основе содержательной возможности получения информации о развитии государственно-правовых процессов и институтов. Они принадлежат к предмету изучения юридической науки, в составе которой находится и российская история государства и права. Историко-юридические источники определяются также как вид исторических источников и составляют группу носителей информации о прекративших функционирование государственных учреждениях и правовых актах[25].

Ресурсы музейного источниковедения
в познании истории российского юридического образования и науки

Некоторый опыт работы в музее истории юридического вуза – творческой лаборатории его памяти – позволяет автору при размышлении об источниковедческом расширении дискурса вокруг истории изучаемых отраслей образования и науки с уверенностью апеллировать к ресурсам и музейного источниковедения.

В учебном ракурсе музейное источниковедение определяется как дисциплина, ставящая своей задачей создание целостного представления о музейных предметах как историко-культурных ценностях[26]. В соответствующем научном пространстве, кроме прочего, подвергается рефлексии наличие / отсутствие его отличий от традиционного источниковедения[27]. «Мы наблюдаем, – отмечает И. Б. Хмельницкая, – что музейное источниковедение зачастую относят к прикладной музеологии, а иногда и вовсе не признают». При этом музейный источник (предмет наследия и музейный предмет) выступает одновременно и языком, и текстом культуры. Это способ выражения и отражения ушедшей реальности, «посредник между действительностью и познающим субъектом». Соответственно, небезынтересной находим констатацию: «Присутствующее в некоторых классических учебных изданиях по источниковедению пренебрежение к так называемым нетрадиционным источникам вызывает иногда недоумение»[28]. Как писала Н. Г. Самарина, сложившиеся в рамках исторического источниковедения методология и методика не могут быть механически распространены на музейное источниковедение, и, следовательно, требуются выработка методов и презентация в музейных сборниках методики анализа вещественных, изобразительных, знаковых, этологических и фонических источников[29]. Вместе с тем специалисты констатируют, что введение в научный оборот музейных предметов и коллекций существенно стимулирует развитие научных направлений. При этом теоретические аспекты музейного предмета как исторического источника изучаются достаточно поверхностно и исследователи не спешат к ним обращаться[30].

Осмысление университетско-музейного контента, формирующихся фондов музея истории юридического вуза демонстрирует соединение в нем разнообразных типов источников – письменных, вещественных, фонических, изобразительных, а также их видов. Каждый из них выполняет свою роль; содержащаяся в них разнообразная информация продвигает исследователя в познании не только локальной юридико-университетской истории, но и истории соответствующих отраслей образования и науки в целом. При этом неизбежная концентрация внимания на локальном вузовском развитии, его интерпретации, рассказе и показе, усиление сюжетных линий «Университетский человек и его судьба», «Вузовская повседневность», сочетание «малого» и «глобального» («судьба личности – судьба вуза – судьба страны») отражает и общие процессы, происходящие в современном социогуманитарном знании. Как отмечается, расширение тематики исторических исследований, ретроспективное изучение социальной стратификации, антропологический поворот и формирование исторической психологии, повышение внимания к бытовой истории, усиление культурологической компоненты, развитие исторической эпистемологии раздвинули границы музейной герменевтики, показали новые горизонты музейной коммуникации.

Соотношение индивидуального, социального и общечеловеческого и в самом общественно-историческом развитии, и в его изучении[31] обусловливает многоуровневость содержания экспозиции, которая обозначается как гипертекстуальность[32]. Последняя связана с категорией, введенной Т. Нельсоном в середине 1960-х гг. для описания документов, выражающих нелинейную структуру идей: гипертекст трактовался как непоследовательные записи, согласующиеся со структурой мыслей, непоследовательных и связанных друг с другом всевозможными переходами. Сложившиеся к настоящему времени разнообразные подходы к исследованию гипертекста, тем не менее, не размывают его понимания как «текста специфической структуры, представляющей информацию в виде связанной сети гнезд, соединенных между собой нелинейными отношениями в многомерном пространстве». Специфика его поведения в гиперсреде как раз и обозначается понятием гипертекстуальности как совокупности специфических особенностей гипертекста в изложении, структурировании и организации доступа к информации[33]. Экспозиции музея истории юридического университета, как думается, в значительной мере гипертекстуальны: экспозиционный гипертекст интерактивен, нелинеен, содержит существенный потенциал вариативности прочтения; как показал опыт, знакомство с ним возможно в любой исходной (отправной) точке, т. е. его отличает также дисперсность.

Возвращаясь к музейному предмету, который определяется как источник, подлинное свидетельство и достоверное доказательство фактов, явлений и событий прошлого[34], заметим, что в познание истории интересующих нас отраслей образования и науки втягиваются как более или менее описанные, так и почти не характеризовавшиеся исследователями «остатки прошлого». В числе последних – поздравления вузу (приветственные адреса, телеграммы, открытки) в связи с юбилеями и иными значимыми событиями, обладающие, полагаем, немалым информационным потенциалом. Направление соответствующих текстов юридическим вузам, факультетам, научным организациям возможно определить как одну из традиций. Перспективной видится характеристика адресантов, эволюции поздравительного и прославительного стиля и слога, а также визуальных особенностей. Как отмечается при этом, исследование музейных предметов сопряжено с рядом проблем. Информативность этих источников можно подвергнуть сомнению в силу их связи с ассоциативностью, экспрессивностью, аттрактивностью, поскольку музейное источниковедение имеет особенности, связанные с отбором предметов в музейные собрания[35]. С этими сложностями, как думается, позволяет справляться научный подход к организации экспозиции.

Видение сквозь музейный предмет личности, актора в истории юридического университета, юридического образования и науки возможно, если, кроме прочего, использовать апробированный западными социологами подход: восстанавливать истории вещей как человеческие биографии, интересуясь обстоятельствами их создания, их участием в жизни людей, гибелью, а также тем, как со временем менялась их ценность[36]. И еще: музейный предмет в гипертексте экспозиций работает на трансформацию монологической музейной коммуникации в рефлексивную, основанную на диалоге; музей превращается в институт внутрикультурной рефлексии, трансформируется из музея-учебника в музей-зеркало[37]. Такая миссия источника познания истории подготовки профессиональных юридических кадров и научного правоведения представляется исключительно важной.

Делопроизводственная документация
в познании истории юридического образования и науки

Вряд ли можно представить ситуацию, когда исследователь, работая над серьезным научным трудом по истории подготовки профессиональных кадров и научного правоведения, не включает в свою источниковую программу изучение делопроизводственной документации. Ее вполне можно допустить, если речь идет о подготовке учебного издания, которое, как известно, преследует несколько иные цели и решает иные задачи, нежели монографический текст. В качестве допустимых вариантов применительно к научной продукции могут выступать примеры работ с серьезными теоретическими обобщениями, вытекающими из предшествующих исследовательских практик автора, а также трудов, где история юридического образования и науки выступает не основным объектом и предметом исследования. В иных случаях, как думается, автор исходит из возможности для своей работы значительного компилятивного элемента.

Уточняя, зафиксируем, что по крайней мере историю юридического образования убедительно рассказывать без привлечения делопроизводственных материалов крайне сложно. «Без делопроизводственных документов изучение истории образования и педагогической мысли свелось бы к простому описанию того идеала, который провозглашал бы законодатель вместо познания реальной педагогической действительности»[38]. Делопроизводственные документы рассматриваются как один из видов письменных исторических источников; к ним относят документы, формирующиеся в процессе практической деятельности государственных органов власти, учреждений или общественных организаций. Выделяют нормативные, распорядительные и отчетные документы, утверждаемые вышестоящими организациями. Особой разновидностью делопроизводственных источников называют статистические материалы[39].

Определенным образом продвинулись в изучении роли делопроизводственной документации для исследования образовательно-научной проблематики историки – главные, по сути, специалисты-источниковеды. Обращение к исторической делопроизводственной документации актуализирует архивную работу и изучение находящихся в архивохранилищах материалов, в том числе как исследовательскую проблему. Зафиксированное и аргументированно объясненное профессиональное размежевание историков и архивистов («фундаментальная их связь претерпела глубокие изменения»; «чувство партнерства, общие взгляды на природу исторической авторитетности и непреложной силы архивных документов уступили место радикально несхожим способам понимания прошлого») как будто может быть преодолено. Так, предполагается, что глубокое вовлечение научного мира в архивные дескриптивные процессы не только существенно поможет будущим историческим разысканиям, но и окажется «крайне плодотворным в интеллектуальном отношении». И даже если историческая документация в будущем будет переведена в цифровую форму и доступна с любого расстояния, архивисты, как отмечается, не утратят ключевой роли в формировании исторического знания[40]. В центре внимания закономерно оказались университетские архивы и их сотрудники – хранители памяти. Архивы университетов, в частности российских, хранящие разнообразную документацию, рассматриваются и как институция, и как свидетельство, и как набор культурных практик, и как источник смыслов[41]; работавшие в них с момента основания архивариусы постепенно приобретали роль «сберегателей той части университетской памяти, которая была приговорена к стиранию»[42].

Делопроизводственные материалы, «самый многочисленный вид исторических источников» в исследовательском срезе образовательно-научной традиции, применительно к имперскому периоду охватывают отчеты профильного ведомства (Министерства народного просвещения) и его функционально-структурных частей, документацию попечителей учебных округов, ежегодные отчеты обер-прокурора Святейшего Синода, губернаторские и т. д.[43] Используя разнообразные критерии классификации видов и типов делопроизводственных материалов (уровень издающих их ведомств, функции, назначение, специфика формуляра и др.), исследователи-источниковеды демонстрируют многослойность этого источникового массива и его непреходящее значение для описания практики реализации «образовательно-научных» законодательных норм. Понятна и концентрация внимания специалистов на источниках, возникших в результате функционирования различных учебных заведений. Им дана характеристика самого специфического из всех историко-педагогических источников, по природе своей наделенных известной функциональной двойственностью (результат и средство педагогического процесса и управления этими заведениями)[44].

Несмотря на возможную бесконечность иллюстраций приведенной характеристики, обозначим лишь пару примеров. Так, практически сразу с момента открытия на юридическом факультете первого в Сибири университета (Томского) там обсуждались и решались насущные проблемы образовательно-научной политики, воплощались нормы Общего устава российских императорских университетов и иных узаконений. Как следует из выписки из протокола заседания от 7 января 1900 г., факультет решал вопрос об обустройстве юридического кабинета с разными отделениями (историко-юридическим в том числе); на основании действовавшего тогда университетского законодательства соображения юрфака относительно финансирования кабинета передавались попечителю учебного округа (Западно-Сибирского). А из ректорского письма декану факультета от 7 февраля того же года понятно, что юрфаку необходимо было обсудить вопрос о необходимом кредите для введения практических занятий со студентами в 1901 г.; факультетское обоснование через попечителя округа должно было предоставляться в министерство[45].

В советской традиции документация учреждений, организаций и предприятий делилась на внутреннюю и внешнюю[46]. Характерной для начального периода строительства советской государственности и соответствующих практик управления проблемой было снижение уровня кадрового состава, документационного обеспечения, его неупорядоченность на местах[47], в том числе в образовательных и научных учреждениях. Повышение качества делопроизводства, будучи непростой задачей, осуществлялось постепенно.

Делопроизводственная документация одного из известнейших советских вузов – Свердловского юридического института – в последние годы активно осмысливается, в том числе в ходе публикации соответствующих материалов в рамках рубрики «Музей истории СЮИ – УрГЮА – УрГЮУ» в «Российском юридическом журнале».

Закономерно обострился интерес к вузовскому делопроизводству «переходного периода», отражающему образование, становление и трансформации юридического факультета Иркутского государственного университета – первоначала УрГЮУ. Документы столетней давности представляют огромный интерес как в силу необходимости познания вузовской истории, образовательно-научной повседневности и управленческих практик, так и для понимания развития традиций и преемственности юридического образования и науки в период «великой русской революции». Так, из копии приказа управляющего Министерством народного просвещения (Сибирского правительства) от 14 августа 1918 г. следует, что для преподавания в открываемый в составе историко-филологического и юридического факультетов университет в Иркутске приглашался («допускался к временному исполнению обязанностей» с 15 сентября 1918 г.) ряд выдающихся ученых, в том числе приват-доцент Санкт-Петербургского университета П. А. Сорокин – в качестве экстраординарного профессора по кафедре уголовного права и уголовного судопроизводства; приват-доцент того же университета С. В. Юшков – в качестве доцента при кафедре государственного права. Известно, что в итоге они не стали преподавателями юрфака Иркутского государственного университета. Или, к примеру, телеграммой в Иркутск из Омска 19 октября 2018 г. сообщалось: «Завтра выезжаю лекцию вместо меня может Покровский тема история науки права связи развитием человеческого мировоззрения Сапожников»[48]. В письме от 25 декабря 1918 г. ректор университета просит министра перевести в «полноправные студенты» двух условно принятых, закончивших иностранные высшие учебные заведения, ссылаясь на министерский циркуляр от 13 июня 1917 г.[49]

В значительном массиве делопроизводственной документации, помимо прочих материалов, небесполезно исследовать те, что откладываются и сохраняются случайно (будучи зачастую документами временного срока хранения), но содержат интересную и даже важную информацию; это например, учебные планы, обзоры преподавания, учебные расписания, текущая внутривузовская переписка и пр.

Вместо заключения

В рамках настоящей статьи были обозначены лишь некоторые проблемы, связанные с развитием юридико-источниковедческого ракурса познания истории российского юридического образования и науки. Требуют уточнения и дополнения предложенные исследователями классификационные системы источников этой истории и ее познания, а также характеристики отдельных типов и видов источников. Видится важным осмысление проблемы источников для отдельных исследовательских сюжетов, характеризующих традиции отечественной подготовки профессиональных юридических кадров и научного правоведения.

Так или иначе, проработка источниковедения истории названных отраслей образования и науки в целом будет способствовать продвижению и усилению развития юридического и историко-юридического источниковедения в качестве одного из его направлений, а также истории государства и права России. Для достижения ощутимого кумулятивного юридико-источниковедческого эффекта требуются усилия многих специалистов, более активный разворот соответствующего дискурса.