ВЛИЯНИЕ АНТИИСКОВОГО ЗАПРЕТА НА ТРЕТЕЙСКОЕ РАЗБИРАТЕЛЬСТВО

Антиисковой запрет, закрепленный в статье 248.2 АПК РФ, является новеллой процессуального законодательства. Несмотря на изначальную ориентацию таких запретов на предотвращение параллельного разбирательства в иностранном государственном суде в пользу государственного суда с исключительной компетенцией, в настоящее время их действие распространилось на арбитраж. Как указал Апелляционный суд Англии в деле Sabbagh v Khoury and others [1] такие меры могут быть приняты, когда это «справедливо и удобно». Однако, например, в Швейцарии законодатель исходит из недопустимости ограничения разбирательства в арбитраже на основании такого запрета [2]. Российский законодатель, в свою очередь, при введении данных нормативных предписаний в процессуальное законодательство преследовал цель защиты лиц, находящихся под санкционными ограничениями, от необоснованного ограничения права на судебную защиту в недружественных странах [3].

Антиисковой запрет может быть вынесен как государственным судом, так и арбитражем [4]. При этом такое постановление состава арбитража должно соотноситься с lex arbitri [5], а также с регламентами соответствующей третейской институции [6].

Когда запрет последовал со стороны государственного суда, следует отметить следующее. В доктрине была высказана позиция о том, что такие запреты несовместимы с принципом «компетенции-компетенции» [7]. Однако такой подход не может быть признан обоснованным, поскольку запрет имеет адресатом не юрисдикционный орган, а субъекта гражданского оборота, соответственно, нарушения или ограничения принципа «компетенции-компетенции» не происходит [8].

При этом по своим субъективным пределам сфера действия такого запрета распространяется на всякое лицо, которое, вопреки судебному акту о принятии антиисковых обеспечительных мер, продолжает начатое разбирательство в иностранном государственном суде или иностранном арбитраже либо планирует инициировать такое разбирательство. Перечень таких лиц не ограничивается материальными истцами; думается, процессуальный истец и законный представитель также являются лицами, в отношении которых такой запрет действует вне зависимости от указания на них в правоприменительном акте.

В то же время место нахождения таких лиц, а равно их национальная принадлежность (гражданство, подданство, домициль и т.д.) не влияют на пределы действия антиисковых обеспечительных мер.

Prima facie возможно допущение о том, что антиисковой запрет действует лишь на территории государства, в котором вынесен. Однако, думается, что ограничение пространственных пределов действия антиискового запрета территорией государства – места принятия антиисковых мер не способствует достижению целей такого запрета. Целью антиискового запрета является предотвращение параллельного судебного разбирательства в иностранном или наднациональном юрисдикционном органе, соответственно, предполагается действие запрета на лиц, которые могут находиться за пределами государства – места его вынесения. Кроме того, детерминирование действия правоприменительного акта государственного органа нахождением лица на территории государства – места вынесения такого запрета или иного государства представляется неразумным. В противном случае допустима ситуация, когда запрет по своим пространственным пределам будет утрачивать силу каждый раз, когда обязанное по нему лицо покидает государство – место вынесения запрета.

Таким образом, ограничение пространственных пределов действия антиискового запрета территорией государства – места его вынесения нецелесообразно и противоречит идее рассматриваемого института; при этом запрет распространяет свое действие на всякое лицо, которое потенциально может инициировать или продолжить разбирательство в международном арбитраже.

Следует согласиться с А. И. Ядыкиным в том, что антиисковой запрет на инициирование или продолжение третейского разбирательства противоречит идее Нью-Йоркской конвенции [9]. Однако, данный вывод является не таким очевидным, когда запрет направлен на охрану исключительной либо договорной компетенции государственного суда, а также права на судебную защиту при наличии ограничительных мер со стороны иностранных государств, которые создают препятствия для доступа к правосудию (в том числе, негосударственному) [10].

Тем не менее, преждевременно полностью исключать влияние антиискового запрета на компетенцию состава арбитров. Важно подчеркнуть, что антиисковой запрет вряд ли может повлиять на арбитрабельность (подведомственность) спора; его сфера воздействия может потенциально затрагивать лишь сферу арбитражного соглашения.

Арбитражное соглашение должно быть заключенным, действительным и исполнимым. Вопрос о действительности и заключенности арбитражного соглашения возможно ставить ретроспективно, поскольку юридические факты, свидетельствующие о наличии порока в данных характеристиках соглашения, наличествуют в момент заключения такого соглашения. Антиисковой запрет вряд ли может быть вынесен до момента заключения арбитражного соглашения, соответственно, возможно проследить его влияние на исполнимость арбитражного соглашения [11] как на его перспективную характеристику.

Неисполнимость арбитражного соглашения является следствием вынесения антиискового запрета. Хотя юридические факты, свидетельствующие о наступлении обстоятельств неисполнимости, возникают до момента вынесения судебного акта, именно такой акт о применении антиискового запрета подтверждает наступление таких обстоятельств [12]. Соответствующая констатация должна допускаться при наличии оснований полагать о нарушении права на судебную защиту, которые презюмируются при наличии санкционных ограничений [13].

Однако состав арбитража, не являясь адресатом запрета, не может быть им связан и вправе самостоятельно оценить вопросы, входящие в сферу его функциональной компетенции [14].

Между тем, при игнорировании запрета государственного суда возрастает риск отказа в экзекватуре арбитражного решения государственным судом страны – места вынесения запрета. В этой связи представляется логичной постановка вопроса об основаниях отказа в признании и приведении в исполнение иностранного арбитражного решения. Стоит отметить, что ни одно из факультативных оснований не охватывает подобную ситуацию. При этом попытки расширительного толкования вопросов действительности арбитражного соглашения вряд ли оправданны, поскольку антиисковой запрет затрагивает исполнимость арбитражного соглашения. Отказ в экзекватуре арбитражного решения по основанию несоответствия объекта спора также не может быть признан допустимым.

Думается, единственным основанием для отказа может выступать нарушение публичного порядка. Введение санкций в отношении конкретных лиц выступает предпосылкой к вынесению антиискового запрета; основанием же будет выступать судебный акт государственного суда Российской Федерации. Игнорирование законной силы акта государственного суда per se противоречит публичному порядку. При ином подходе на территории государства будут действовать два правоприменительных акта – национального государственного суда и международного арбитража – с разной трактовкой одних и тех же норм и фактов, что является недопустимым, исходя из верховенства актов органов судебной власти на территории Российской Федерации (статья 4 Конституции РФ, статья 16 Арбитражного процессуального кодекса РФ).

Здесь же следует оговориться о признании действия на территории Российской Федерации антиисковых запретов, вынесенных иностранными государственными судами. Ранее ВАС РФ отрицал возможность их применения, ссылаясь на нарушение государственного суверенитета [15]. Между тем, после законодательного установления возможности вынесения антиискового запрета в российском праве данная позиция, представляется, требует уточнения.

Традиционно в международном гражданском процессе инструментами распространения действия иностранного акта на территории другого государства выступают международный договор и взаимность [16]. Однако, международный договор вряд ли эффективен, что связано, во-первых, со сложностью и продолжительностью процедуры его заключения и ратификации; во-вторых, с ограниченным числом участников договора и, как следствие, потенциальной правовой неопределенностью в спорах с множеством лиц из различных юрисдикций.

Взаимность представляется более эффективным инструментом преодоления потенциальных юрисдикционных конфликтов, поскольку не требует соблюдения процедурных формальностей и охватывает все правопорядки одномоментно [17]. При этом взаимность в отношениях государств должна презюмироваться, соответственно, сторона, утверждающая об ее отсутствии со стороны иностранного правопорядка, должна доказать это.

В то же время, только лишь взаимность не должна являться основанием для отказа в признании и приведении в исполнение иностранного или внутреннего арбитражного решения, если иностранным судом был вынесен антиисковой запрет в отношении такого разбирательства.

Безусловно, государства должны уважать суверенитет друг друга [18]. Однако, факт принятия правоприменительного акта не означает его признание и придание ему всех свойств законной силы в ином правопорядке [19]. Кроме того, основания, по которым в одном государстве был вынесен антиисковой запрет, могут не коррелировать с основаниями для запрещения разбирательства в государстве, в котором требуется экзекватура иностранного арбитражного решения.

При таком подходе, на первый взгляд, игнорируется взаимность в действиях государств по признанию антиисковых мер. Думается, проблемы здесь не возникает, поскольку суд государства – места экзекватуры иностранного арбитражного решения при постановлении решения должен учитывать факт вынесения антиискового запрета иностранным судом. Однако, поскольку антиисковой запрет, как было рассмотрено выше, может выступать препятствием в экзекватуре лишь если он противоречит публичному порядку страны – места его вынесения, то и в данной ситуации основанием для отказа в признании и приведении в исполнение иностранного решения, представляется, может выступать лишь нарушение публичного порядка государства – места экзекватуры. Поскольку публичный порядок каждого государства индивидуален, не исключается ситуация, при которой нарушение публичного порядка в одном государстве не образует его нарушения в другом и в такой ситуации было бы неверно отказывать в признании и приведении в исполнение правоприменительного акта иностранного суда или состава арбитража, если такой акт является действительным и не отменен. Иной подход, вероятно, будет необоснованно ограничивать суверенитет государства – места приведения в исполнение иностранного арбитражного решения, а также не будет способствовать развитию третейского разбирательства.

Резюмируя, стоит отметить, что антиисковой запрет российского суда основан на сформулированной в судебной практике презумпции ограничения права российского лица на судебную и иную юрисдикционную защиту в условиях санкционного режима. Само по себе введение антиискового запрета не «нивелирует» значения компетенции иностранного арбитража, в том числе, арбитрабельности споров, но препятствует исполнению арбитражного решения, принятого вопреки запрету российского суда, на основании концепции публичного порядка. В случае же вынесения антиискового запрета иностранным судом при наличии действительного и не отмененного арбитражного решения, не противоречащего основам российского права, оно может быть признано и исполнено в Российской Федерации.

Данная статья не претендует на полноту исследования влияния антиискового запрета на третейское разбирательство, однако, думается, она задает вектор научных изысканий для представителей юридической науки.

-----------------------------------------------------------------------------------

[1] Sabbagh v Khoury and others [2019] EWCA Civ. 1219.

 [2] Nessi S. Anti-suit injunctions in international arbitration: the Swiss approach // URL: http://arbitrationblog.practicallaw.com/anti-suit-injunctions-in-international-arbitration-the-swiss-approach-part-2-2/ (дата обращения: 12.05.2022). Подобный подход встречается также в делах Allianz SpA etc v. West Tankers, (C-185/07) [2009] 1 AC 1138, Erich Gasser GmbH v. Misat Srl Case C-116/02 [2003] 1 ECR 14693; [2005] QB 1; [2004] 1 Lloyd's Rep 222; Overseas Union Insurance Ltd v. New Hampshire Co Case C-351/89 [1991] 1 ECR I-3317; [1992] QB 434; [1992] 2 All ER 138; [1992] 1 Lloyd's Rep 204 (цит. по Эндрюс Н. Система гражданского процесса Англии: судебное разбирательство, медиация и арбитраж. М. 2012 // СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 12.08.2023)).

[3] См. также Старженецкий В. В., Фоменко А. И. Реализация права на защиту в условиях санкционных ограничений // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2024. № 1. С. 74 – 95.

[4] На допустимость вынесения антиискового запрета третейским судом указывает Э. Гайар (Gaillard E. Anti-suit injunctions issued by Arbitrators // International Arbitration: Back to Basis. 2006. P. 235 – 266). Между тем, в литературе встречаются и более осторожные подходы к решению данного вопроса, например, Levy L. Anti-Suit Injunctions Issued by Arbitrators // IAI International Arbitration Series №. 2, Anti-Suit Injunctions in International Arbitration. Р. 115-129.

[5] Например, Закон Швейцарии о международном частном праве допускает такую возможность (статья 183) (URL: https://www.fedlex.admin.ch/eli/cc/1988/1776_1776_1776/en (дата обращения: 19.09.2024)).

[6] Здесь, однако, стоит заметить, что большинство крупных арбитражных центров, например, ICC, SIAC, HKIAC, SCC, LCIA, не содержат ограничений на реализацию подобного полномочия составом арбитров.

 [7] Stacher M. You Don’t Want to Go There — Antisuit Injunctions in International Commercial Arbitration // ASA Bulletin. 2005. Vol. 23, № 4. P. 652; Vishnevskaya, O. Anti-suit Injunctions from Arbitral Tribunals in International Commercial Arbitration: a Necessary Evil? // Journal of International Arbitration. 2015. Vol. 32, № 2. P. 194.

[8] На это указывал также лорд Хобхаус (Эндрюс Н. Система гражданского процесса Англии: судебное разбирательство, медиация и арбитраж // СПС «КонсультантПлюс»). Между тем, решение Европейского суда указывает на допустимость вынесения запрета, если страна, в которой имеет место разбирательство, не относится к странам-участницам Брюссельских конвенций (Allianz SpA v West Tankers Inc (Case C-185/07)).

 [9] Ядыкин А. И. Институт «антиисковых обеспечительных мер» и возможность его применения российскими судами в связи с осуществлением третейского разбирательства // Новые горизонты международного арбитража. 2013. № 1. С. 244.

 [10] И здесь А. И. Ядыкин справедливо указывает на связанность антиискового запрета с нарушением конституционных гарантий (Там же. С. 247).

 [11] К схожему выводу приходит М. Л. Гальперин (Гальперин М.Л. Битва юрисдикций: есть ли процессуальное оружие у российских судов? Комментарий к изменениям, внесенным в АПК РФ Федеральным законом от 08.06.2020 № 171-ФЗ // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2021. № 1. С. 72 – 81 // СПС «КонсультантПлюс»).

 [12] В связи с этим, представляется необходимым говорить о приоритете обязательного подхода к толкованию статьи 248.2 АПК РФ. Между тем, судебная практика отечественных судов в настоящее время избрала другой вектор развития (Определение Арбитражного суда Московского округа от 26.09.2022 по делу № А40-50169/2022). О толковании статьи 248.2 АПК РФ см. Иванов Е. И., Незнамов А. В. Защита лиц, находящихся под ограничительными мерами: догматическое исследование // Арбитражный и гражданский процесс. 2023. № 4. С. 7 – 11.

 [13] См. подробнее Ярков В. В. Содержит ли статья 248.1 АПК РФ презумпцию ограничения процессуальных прав российских лиц в условиях санкций? // Российское право: образование, практика, наука. 2023. № 3. С. 65‒73.

 [14] За исключением случаев отзыва искового заявления стороной третейского разбирательства.

 [15] Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 09.07.2013 № 158 «Обзор практики рассмотрения арбитражными судами дел с участием иностранных лиц».

 [16] См. подробнее Муранов А. И. Международный договор и взаимность как основания приведения в исполнение в России иностранных судебных решений. М., Статут. 2003. 192 с.

 [17] На необходимость расширения применения взаимности указывается и в доктрине. См., например, Власова Н. В. Взаимность как основание признания и исполнения в России иностранных судебных решений // Актуальные проблемы российского права. 2016. № 10 (71) октябрь. С. 190 – 196; Зимненко Б. Л. К вопросу об исполнении и признании иностранных судебных и арбитражных решений при условии взаимности // Журнал российского права. 2006. № 8. С. 62; Международное частное право: учебник для академ. бакалавриата / под ред. Н. И. Марышевой. 4-е изд., испр. и доп. М., Юрайт, 2015. С. 467; Нешатаева Т. Н. О признании и приведении в исполнение иностранных судебных и арбитражных решений // Арбитражная практика. 2004. № 11 и т.д.

 [18] Принятие правоприменительных актов государственными органами относится к вопросам суверенитета.

 [19] О моделях экзекватуры см. Зайцев Р. В. Признание и приведение в исполнение в России иностранных судебных актов: дис. … канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2005. 216 с.

Исследование выполнено при финансовой поддержке УрГЮУ имени В. Ф. Яковлева в рамках реализации проекта ведущей научной школы № ВНШ/25-ВД "Международный гражданский процесс, международный арбитраж и международное исполнительное производство в эпоху санкций (Антисанкционный процесс)".